Молча хлопаю дверью.

Уже потом, возвращаясь на мини-фургоне в город, я размышляю над ее прощальными словами. Понравилось ли мне? Да. Приду ли еще? Непременно. Сердце терзает незнакомая прежде тоска, и голова кружится. Может, это любовь? Не знаю. Первый раз в жизни я занялся сексом. И угодил на крючок.

В Агре вспыхивает эпидемия водобоязни. Дети умирают от укусов бешеных дворняг. Служба здравоохранения призывает местных жителей проявлять бдительность.

— Будь осторожен, когда гуляешь по улице, — говорю я Шанкару. — К собакам близко не подходи. Хорошо?

Мальчик послушно кивает.

Сегодня очередь Бихари. Сапожник — единственный, кто еще не занимал у меня денег.

— Раджу, мой сынок Нанхей очень болен. Доктор Аггарвал из частной клиники требует срочно купить лекарства, а это ужасно дорого. Я тут наскреб четыре сотни, все равно не хватает. Не одолжишь немного? Умоляю.

И я даю Бихари двести рупий, прекрасно зная, что никогда не получу их назад.

Сапожник так и не успевает набрать нужную сумму. Два дня спустя шестилетний Нанхей умирает в больнице.

Вечером Бихари возвращается во флигель, неся на руках безжизненное тельце, завернутое в белый саван. Мужчина пьян и шатается из стороны в сторону. Опустив мертвого ребенка на камни у водокачки, он зовет нас выйти из комнат, после чего разражается речью, полной неистовых проклятий. Вроде бы никого лично не обвиняет — и в то же время кроет всех сразу. Богатеев, которые жиреют в роскошных дворцах, нимало не заботясь о тех, кто им служит. Зажравшихся врачей, которые обдирают больных. Правительство — за то, что его благие обещания имеют силу только на бумаге. Всех нас — за то, что молча стоим и смотрим. Ропщет на Бога, создавшего жестокий мир, и на сам этот мир. Костерит и Тадж-Махал, и Шах-Джахана. Даже простая лампочка, однажды ударившая мальчика током, и водонапорная колонка не избегают отцовского гнева.

— Мерзкая, тупая железяка! Когда нужно, из тебя не выжмешь и пары капель, а как, только дело коснулось моего сына, ты позволяешь ему резвиться под холодной водой два часа кряду и заболеть пневмонией! Чтоб тебя с корнем выдрали, чтоб тебе гнить в аду! — кричит он, пиная колонку.

Около получаса мужчина беснуется и причитает, потом валится на землю и долго рыдает, обнимая мертвого сына. Пока не пересохнут источники слез, пока не сядет голос.

Вернувшись к себе, я лежу на кровати, размышляя о том, как сурова жизнь. Перед глазами шалит и плещется маленький Нанхей. Хочется плакать, но не получается. Я слишком часто видел трупы. Натягиваю свеженькую белую простыню на голову и засыпаю. Во сне я вижу Тадж-Махал необычного коричневого оттенка. С двумя куполами изысканной формы.

Через неделю я снова иду к Ните. На этот раз приходится платить сутенеру по полной программе. Триста рупий. Мы с девушкой занимаемся любовью на грязной постели. Речи красавицы звучат ненамного чище.

— Нравится тебе работать проституткой? — интересуюсь я после близости.

— А что такого? Подумаешь. Нормальная работа, не хуже прочих.

— Да, но тебе она по душе?

— Конечно. Люблю спать с незнакомцами вроде тебя. На зарплату можно содержать семью. И каждую пятницу ходить в кино. Чего еще желать обычной девчонке?

Смотрю в ее газельи глаза и понимаю: лжет. Играет словно актриса. Только вот наград, как Неелиме Кумари, за эту роль не полагается.

Чем большей тайной кажется Нита, тем отчаяннее мне хочется разгадать ее. Девушка пробуждает в моем сердце голод, подобного которому я никогда не испытывал. Пусть я вошел в это красивое тело, теперь я мечтаю овладеть ее душой. И мы начинаем встречаться по понедельникам, когда Тадж-Махал закрыт. Через четыре или пять свиданий мне все-таки удается пробить непроницаемую стену ее защиты.

Нита рассказывает о своих родственниках. Отец и мать живы, есть еще брат и сестра, которая счастливо вьшла замуж. В ее общине принято сдавать одну из дочерей из каждой семьи в публичный дом. Таких называют «бедни». Они должны кормить родных, в то время как мужчины дуют спиртное и режутся в карты.

— Рождение девочки у нас отмечают как праздник. Мальчишки — лишняя обуза. Бедни из моего села, торгующих телом за деньги, можно встретить во всех борделях, гостиницах, на стоянках грузовиков и в придорожных ресторанах.

— Но почему выбор пал на тебя? Родители могли бы отдать твою сестру.

Нита неискренне смеется.

— Потому что миловидное личико — это горе. Мама сама решала, кому из нас выйти замуж, а кому отправиться в проститутки. Будь я пострашнее, не работала бы сейчас бедни. Отучилась бы в школе, завела бы семью, рожала бы детей. А вместо этого торчу в доме терпимости. Вот она, плата за красоту. Так что не называй меня красивой.

— И давно ты этим занимаешься?

— С тех пор, как созрела. Стоит окончиться церемонии натхни утерна, когда вынимают кольцо из носа, и ритуалу сар дхаквана, когда покрывают голову, и все считают тебя женщиной. В общем, на двенадцатый день рождения мою девственность продали с молотка и запихнули меня в этот бордель.

— Но ведь если ты пожелаешь, то сможешь оставить свое ремесло и выйти замуж, правда?

Девушка разводит руками:

— Кому нужна проститутка? Наше дело — вкалывать, пока не рассыплемся или, скорее, не умрем от какой-нибудь заразы.

— А я уверен, что кто-нибудь обязательно женится на тебе. Ты еще найдешь своего принца… — У меня в глазах блестят слезы.

В тот вечер Нита отказывается от чаевых.

Позже я вспоминаю наш разговор и удивляюсь: зачем нужно было врать? Мне вовсе не хочется, чтобы она повстречала другого принца. Сам не заметил, как влюбился по уши.

До сих пор мои понятия о любви полностью основывались на болливудских фильмах: взгляды героя и героини встречаются — и готово. Происходит необъяснимая химическая реакция, сердца страстно бьются, голосовые связки сами собой начинают чесаться, и в следующем кадре парочка уже распевает нежную песню посреди швейцарской деревушки, ну, или американских торговых пассажей. Увидев юную попутчицу в голубом салвар камеез, я думал, будто испытал такую слепящую вспышку. Однако настоящая любовь настигла меня только этой зимой, на окраине Агры.

И вновь оказалось, что жизнь экранная и жизнь реальная — разные вещи. Любовь не обрушивается на вас в одно мгновение. Она исподволь заползает в сердце и опрокидывает все ваше существование вверх дном. Она расцвечивает яркими красками каждую минуту обычного дня и наполняет собою ночные грезы. И вот вы уже летаете по воздуху, а все вокруг сияет и переливается бриллиантовой россыпью. Да, но та же любовь приносит сладкие терзания, становится ласковым палачом. Отныне вся моя жизнь состояла из торопливых пылких свиданий с Нитой и тоски без нее. Красавица преследовала меня в самых неподходящих местах и в самые неподходящие минуты. Я видел ее прелестное лицо, читая лекцию какому-нибудь осунувшемуся восьмидесятилетнему туристу. Слышал аромат ее волос, опускаясь на сиденье унитаза. Покрывался гусиной кожей у овощного прилавка с картошкой и томатами, стоило вспомнить жаркую минуту нашей близости. В глубине души я твердо знал: она моя принцесса. И самым жгучим желанием стало жениться на этой девушке. Только согласится ли она? Вот что тревожило меня сильнее всего на свете.